Unilibrary. Oliy ta'lim muassasalarining yagona elektron kutubxona axborot tizimi.

УСОФИР ГУДАК КИСМАТИ

Банкда ишлаётган кух;ликкина жувон — Лайло кредит масаласида жиноий ишга к;ул уради.

Bo`ri o`g`li

Ushbu asar barchaga manzur bo`ladi degan umiddamiz.

Укрепи мою память.

В романе ставител проблема сохранения и восстановлених памятников отечественной культуры, Это остросоциальное произведение, повествующее о периоде становления рестав рационной мастерской, о сложных переплетениях личных су деб людей и общественных дел.

Изтироб

Сулаймон Ҳайдарни шоир сифатида яхши танийсиз. Шеърларидан бахраманд бўлгансиз. Ушбу китобда ижодкорнинг насрий асарлари жамланди. Унинг ҳикояларидаги ўзбекона самимийлик сизни ўзига маҳлиё этади.

Былое и думы. Части 6-8

Когда на расспете 25 августа 1852 года и переходил по мокрой доске на английский берег и смотрел на его замарано-белые высту пы, я был очень далек от мысли, что пройдут годы, прежде чем я покину меловые утесы его. Весь под влиянием мыслей, с которыми я оставил Италию, болезненно ошеломленный, сбитый с толку рядом ударов, так скоро и так грубо следовавших друг за другом, я не мог ясно взгля нуть на то, что делал. Мне будто надобно было еще и еще дотро нуться своими руками до знакомых истин для того, чтоб спова поверить тому, что я давно знал или должен был знать.

Братья Карамазовы. Роман в четырех частях с эпилогом

В предисловии «От автора», открывающем «Братья Карамазовы», До-стоевский называет свой новый роман «жизнеописанием» «человека стран-ного, даже чудака». Полностью замысел такого «жизнеописания», разъяс ннет «автор», должен осуществиться в двух романах, события которых, соответственно, приурочены к двум знаменательнейшим эпохам русской жизни. «Главный роман второй это деятельность моего героя уже в наше время, именно в наш теперешний текущий момент. Первый же роман про-изошел еще тринадцать лет назад и есть почти даже и не роман, а лишь один момент из первой юности моего героя. Обойтись мне без этого пер пого романа невозможно, потому что многое во втором романе стало бы непонятным».

Дорога на океан.

Беседа с другом не возвращает молодости. Неверный жар воспоминанья согреет ненадолго, взволнует, выпрямит и утомит. Разговора по душам не выходило. Друг рассказывал то, что помнил сам Курилов. Он и не умел больше; это был старый, бывалый вагон, но дизеля и мо-торы вставили в него, мягкие кресла и шторки на окнах придали ему непривычное благообразие, а пол покрылся мягкой травкой хорошего ковра. В купе, где почти вчера смердели жаркие овчины политработников, сверкало сложенное конвертами прохладное белье. Поколение ста-рело, и вещи торопились изменяться, чтобы не повторять участи людей. Как ни искал Курилов, не осталось и рубца на стене, разорванной снарядом.

Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы.

Мы чтим в Генрихе Мание большого немецкого писателя, чье творчество было и навсегда останется важной частью нашего нацио-нального культурного богатства... стойкого демократа и неутомимого борца за дело прогресса... убежденного сторонника нашей справедли-вой борьбы за социалистический общественный строй... доброго и лю-бящего человека, чье сердце билось за отверженных и обездоленных, кто своим творчеством и своей жизнью как истинный «учитель демо-кратии» облегчал им путь к лучшему будущему». Этими словами Вильгельма Пика, из его речи, посвященной памяти Генриха Манна, точно определяется место великого немецкого писателя в истории па-циональной культуры Германии, значение дела его жизни для всего про-грессивного человечества.

Госпожа Бовари. Воспитание чувств.

На пити книг, папочатанных Флобером за его шестидесятилетнюю жизнь, только две «Госпожа Бовари» и «Воспитание чувства по-священы современной Флоберу французской действительности, перподу между двумя революциями: 1830 и 1848 годов. Оип-то и сыграли нап большую роль в истории европейских аптератур и остались в памяти пашего читатели.

Шах-наме.

Всемирная история знает яркие, насыщенные грозными событиями периоды, которые Стефан Цвейг образно назвал «авездными часами чело вечества». В эти эпохи самые передовые представители своего времени, те, ного справедливо именуют совестью народной, остро и сильно пережи вая драматические ситуации своей эпохи, создают великие творения человечесного духа.

Рассказы. Очерки. Воспоминания. Пьесы.

Весной 1898 года в Петербурге вышли два небольших томика произведе ний пока еще никому не известного М. Горького, скромно озаглавленные «Очерки и рассказы». Двадцать произведений, составивших эти томики, вы-авали сенсацию. Их читали и перечитывали, о них писали в газетах и жур-налах виднейшие критики, восхищаясь как богатством содержания, так и художественными достоинствами. Горький стал всероссийской знамени-тостью. Осенью следующего года уже три тома вышли из печати и в течение нескольких педель разошлись

Записки охотника. Накануне. Отцы и дети.

Жизнь Тургенева протекала в одну из знаменательных эпох оте чественной и всемирной истории. Когда ему было семь лет, произошло восстание декабристов, Начало его антературной деятельности прихо дится па время Белписного и Гоголя, а расцвет на 60-е и 70-е годы время Чернышевского и революционного народничества. Тургенев был свидетелем революции 1848 года и Парижской коммуны. В год смерти писателя в русском освободительном движении возникла первая мар исистская организация группа «Освобождение труда».

Мопра. Орас. Жорж Санд

Коротков и звучное пия Жорж Саид понаплось впервые на обложке романа «Надпавая, вышедшего в Париже в 1832 году. Тогда мало это зная, что Жорж Саид псевдоним Авроры Дюдевап, молодой женщины, всего год тому назад приехавшой в Париж после разрыва с мужем и выполнив шай скромную литературную работу в газете «Фигаров. С момента выхода в свет «Индианы» Аврора Дюдеван стала павестной писательницей Жори Санд, которую позднее Н. Г. Чертышевский назовет «первой славой фрап-цузской литературы»,

Мой марс.

Вот на окне скромно прижался в уголок неуклюжий кактус, колючий, толстокожий. Стоит ненужный и угрю-мый, как еж. И сколько лет стоит так, ненужный. И вдруг ночью, на восходе солнца, вспыхивает в нем огненная звезда, огромная, нежная, как исполинский цветок золо-той розы. Улыбнулся угрюмый еж и улыбнулся-то на какойнибудь час. И долго помнится эта поражающая улыбка. Эти суровые покрышки, угрюмые лица, нахмуренные брови!

Обломов.

В истории мировой художественной культуры нередки случаи, когда произведения, горячо воспринятые современниками, как очень злободневные и необходимые, с течением времени пе утрачивают не только своего объективного значения, по и своей злободневности, казалось бы преходящей. Напротив, новые поколения, обращаясь к «старым» образцам, открывают нечто созвучное именно их современности. История переставляет акценты, и па переднем плане часто высветляется то, что казалось второстепенным или было вовсе незаметным.

Прозрачник.

Сельгии засек их по внезапной сумятице приборных стрелок. А сначала все шло так удачно оторвался от «Фрама», сошел с орбиты и стал проваливаться вниз, до воздушного слоя. Ударился о него и, подскакивая, пронесся вокруг шара по траектории снижения. Скольз нул над Африкой и Атлантикой... А там Кордильеры, Тихий океан... Индийский! (Здесьто и был грозовой фронт. Он прошел сквозь снежные его горы.)